Номер 50 (588), 14.12.2001

К оглавлению

И. МИХАЙЛОВ

4. Наследство графа Остен-Сакена

"...Надо признать, Василия Филипповича эти семейные реликвии мало интересовали. По всей вероятности, он даже не обратил внимание на дедову переписку и его личный дневник, тем не менее все перевез в свой обширный аккерманский дом, стремясь надежно сохранить. Не знаю, насколько разговоры соответствовали действительности: большевики, захватившие власть в городе, первым делом бросились грабить, пардон, как они выражались, "экспроприировать награбленное у народа". Наша семья порядком пострадала, лишившись ценных вещей, но книги мало кого волновали, и их не тронули.

Через несколько месяцев в дом моего деда, тоже Василия Маркаузе, как-то ночью громко постучали. Это пожаловали чекисты и с ними сам Н. Шишман, организатор и руководитель Красной гвардии в аккерманском уезде, такой, знаете, Троцкий Аккерманского масштаба. Его все боялись. Дед, увидев Шишмана, понял, что пора прощаться не только с близкими. Однако грозного большевика жизнь отпрыска известных аристократов почему-то не интересовала. Он потребовал рукописные документы, принадлежавшие графу Остен-Сакену. А надо сказать, что еще в начале первой мировой войны, отправляясь на фронт, дальновидный дед наиболее ценные вещи, в том числе дневник и письма нашего знаменитого предка, тайком перевез в ближайшую от Аккермана деревеньку и надежно спрятал, оповестив об этом своего сына, то бишь моего отца, тоже Василия Маркаузе, в то время юнкера." – "Но ведь вы – Колокольчиков", – не выдержал я. Анатолий Васильевич укоризненно покачал головой, сказав: "Ох уж эта нетерпеливая молодежь". И продолжал.

"Итак, Шишман и его сподручные опять все обшарили, грозили расстрелом всей семьи, но дед стоял на своем: документы пропали еще во времена блаженной памяти Александра III, и баста!

К счастью, красным недолго пришлось хозяйничать в городе. В марте 1818 г. Аккерман перешел в руки Румынии. Скажу вам честно, г-н Михайлов, хрен редьки не слаще, но такова история города и всего региона.

Однако до сих пор не могу понять, откуда большевистский начальник узнал об этих рукописях и зачем они ему понадобились? Эту загадку он унес с собой в могилу, как и мой дед, мало что рассказывавший моему отцу и мне.

В самом начале 1940 г., когда в Европе полыхала вторая мировая война, дед позвал моего отца и меня, тогда студента Бухарестского университета, в свою комнату и умолял нас поменять фамилию, купить более скромный дом и пересмотреть все документы, уничтожить большую их часть. На наш недоуменный взгляд дед ответил: "Большевики скоро вновь придут. Умоляю вас, сделайте, как можно быстрее".

Мы всегда верили в мудрость и дальновидность нашего деда, поэтому стали хлопотать. Фамилия моей матери в девичестве была Колокольчикова, так что ничего не нужно было придумывать, требовались лишь деньги.

Предусмотрительный дед сумел сохранить немного золотых царских десятирублевок. Один маленький желтый кружок – и любой бессарабский чиновник, особенно если это был румын или украинец, становился "отцом родным". Через неделю я именовался Колокольчиковым, а еще спустя месяц мы переехали в этот небольшой дом, построенный в конце прошлого века. Едва мы завершили его ремонт, как Румыния капитулировала, отказавшись от значительной части приднестровских земель и Молдавии.

Вновь зарябило в глазах от красных полотнищ. По ночам опять стали отучать в двери и увозить в небытие. Кто-то донес гэпэушникам, что мы – бывшие Маркаузе и почему-то назвали нас "жидами, у которых много золота".

Заместитель начальника, к которому поступил донос, был "интернационалист" Гойхман. Он усмотрел в сигнале антисемитскую выходку, однако распорядился, чтобы сотрудники познакомились с нами поближе. Я хорошо помню тот поздний вечер. На дворе – май 1941 года. Очень тепло, дурманящий запах сирени не давал спать, да и тревожно было на душе.

К нашему дому подъехала "Эмка". Дед вышел во двор встречать непрошенных гостей. Старшим группы был сравнительно молодой человек с большими неславянскими глазами и темно-русыми волосами. Его фамилия была какая-то странная – Абрабанель. Ну, это не так важно. Главное – другое. Он вошел в дом, мельком посмотрел на обстановку в гостиной, столовой, заглянул в спальню, затем направился в кабинет деда. И тут я увидел, как засверкали его темно-карие глаза, как чуть поднялись черные брови, как едва заметно расширились ноздри крупного с горбинкой носа, как дыхание участилось. Книги! Вот источник его волнения.

Абрабанель (не помню его имени) стоял у шкафа, казалось, не смея дышать. Я находился рядом с ним. "Откуда?" – он только и смог произнести. "Библиотека – наше семейное достояние, наследство", – сказал я.

В комнату вошел дед. Он, как мне показалось, все понял. "Пожалуйста, товарищ начальник, смотрите". И дед быстро раскрыл шкаф и достал толстенный том на немецком языке. Это была "История евреев" Генриха Греца.

Я хорошо видел, как гэпэушник взял книгу, открыл где-то посередине и стал читать. Его губы чуть шевелились, глаза двигались быстро, взгляд был напряженный. Я посмотрел на открытую страницу. "Какой молодец дед", – хотелось мне крикнуть вслух. Абрабанель читал отрывок из истории испанских евреев, которые, как известно, предпочли изгнание, нищету и унижения, но не отказались от своей веры. А ведь фамилия у молодого офицера очень подозрительная, не потомок ли он тех самых испанских изгнанников?

Прошло, может быть, десять-пятнадцать минут. Наконец, Абрабанель закрыл книгу, поставил в шкаф, вынул еще несколько томов и вдруг неожиданно спросил: "Правда, что вы из рода графа Остен-Сакена?"

У меня от страха все внутри похолодело и, казалось, даже язык примерз к небу. Но дед не растерялся: "Да, нам генерал Дмитрий Ерофеевич приходится родственником".

Гэпэушник ничего не ответил, молча вышел из дома и укатил со своими опричниками. Только тогда я увидел, как нервничали мой дед и отец с матерью. "Господи, – громко сказал дед, широко крестясь, – хвала тебе, Господи, Бог Авраама, Исаака и Якова!" И горючие слезы внезапно полились по его старому морщинистому лицу.

Немецко-румынскую оккупацию мы пережили сравнительно легко. Я свободно владею иностранными языками, преподавал их в школе, давал и частные уроки. Незадолго до освобождения Аккермана умер дед. Я все еще был в неведеньи относительно рукописного наследия Остен-Сакена. Отец ничего не говорил. Время было трудное, не до семейных раритетов.

В августе 1944 г. наш город стал называться Белгород-Днестровский. И это хорошо, жизнь помчалась, как на вороных, успевай только годы считать!

Месяцев десять тому назад, во время ремонта комнаты, где находится библиотека, нужно было отодвинуть от стены книжные шкафы. Я случайно обратил внимание, что задняя стенка самого крайнего шкафа несколько толще, чем у остальных, Я аккуратно снял доску и увидел тайник, в котором хранилась всего-то одна папка. Ну вот, теперь вы знаете практически все. Прозаично, не так ли? Нет выстрелов, погони, крови. Но здесь, в этой скромной картонной папке – поразительные судьбы людей, часть нашей великой истории, истории таинственной, страшной и мучительной, но это – наше прошлое и нам от него не уйти."

(Продолжение следует.)

К оглавлению	Вверх	Подшивка